Царская дыба [= Государева дыба] - Александр Прозоров

Фогтий поднялся, нетвердыми шагами добрел до окна, сделал несколько глубоких вдохов свежего воздуха.

— Вот такие-то пироги, шатуны. Вы после июня-июля со своих мануфактур лучше не высовывайтесь. Подхватите этакую дрянь, всем клубом сдохнете. Я своих сервов уже упредил, чтобы во второй половине лета из фогтии ни ногой, и к проезжим купцам-молодцам даже пальцами не прикасались.

— Погоди… — поднялся Росин и пошел за ним следом. — Так ведь делать нужно что-то?

— А ничего не сделаешь, — снова зевнул фогтий. — Прививки против холеры неэффективны, антибиотиков нет. Водоемы дустом засыпать? Так и дуста тоже еще не существует. Единственное средство: карантин. Да и то я не уверен, что какой-нибудь носитель на наши земли не забредет. Границы ведь колючей проволокой все не заплетешь. Так что: не пейте сырую воду, мойте руки перед едой и молитесь. Молитва, она как витамины. Когда больше ничего не помогает, надеяться остается только на нее. И не шляйтесь нигде. Наши широты, вообще-то, холеростойкие, холодные. Сами не завезете, так и не подхватите.

— А юг? Юг России? Там что будет? Волга, Дон? Орел, Елецк, Тамбов, Воронеж?

— Вымрут, — устало пожал фогтий плечами, привалился спиной к стене и сполз вниз. — Ой, вымрут…

— А Москва?

— И Москва…

— Что такое? — крепко ухватил Зализа Росина за плечо. — Что он про Москву говорил?

— Эпидемия, говорил, идет. Холера.

Опричник испуганно отдернул руку и перекрестился. А Костя заметался вдоль стола мимо удивленных одноклубников, прослушавших половину его разговора. В затуманенном вином сознании возникали и тут же рушились планы один фантастичнее другого, но с каждым разом Росину становилось все яснее, что фогтий прав: останавливать холеру им нечем. Ее и в двадцатом веке с трудом гасили, а уж сейчас…

— Семен Прокофьевич, — резко остановился он. — А иностранцев у нас на границе ловить сподручно? Ну, подержать их месяцок в карантине, чтобы заразу какую не привезли?

— Так больных, Константин Андреевич, и так не пущают.

— Больных мало, — мотнул головой Росин. — Здоровых нельзя. Какой у холеры инкубационный период? Блин, не помню!

— Что-то типа недели, — почесал в затылке Андрей.

— Неделя… Ладно, пусть две. — Росин снова остановился перед опричником. — Всех иностранцев, на Русь приезжающих, нужно на границе останавливать, и под замок на две недели сажать. Обязательно! Если не заболеют за это время — отпускать. И так до первых холодов.

Фогтий что-то неразборчиво пробормотал, всхрапнул и медленно завалился набок.

— Как можно, боярин? — пожал плечами Зализа. — То ж купцы, посольские люди, бояре едут. Почто их под стражу сажать?

— Чтобы холеру не провезли! — Росин сжал и отпустил кулаки. — Тайно чтобы не привезли, понял?

— Как можно бич Божий тайком, ако золотой за щекой, протащить? — покачал головой Зализа. — Не дело говоришь, боярин. Где же это видано?

— Я, я знаю, Семен Прокофьевич, — ударил себя в грудь Костя. — Ты мне поверь просто. Лето подступает, жара скоро встанет, поздно может быть. Нужно до середины лета все сделать, до самого пекла.

— Все в руке Божьей, Константин Алексеевич, — широко перекрестился опричник. — Милостью его живем, он мора не попустит.

— Да ты чего, Семен Прокофьевич? — не поверил своим ушам Росин. — Холера ведь! Ты хочешь, чтобы в Москве холера была?

— Господь не допустит, боярин Константин, — опять перекрестился Зализа. — Что ты такое говоришь?!

— Да не Господь, люди допустить не должны! Люди! Ну, Семен Прокофьевич, ты хочешь, чтобы царь умер?

— Да ты что, боярин!!! — Зализа повысил голос и изменился в лице. — Речи охальные ведешь…

— А ведь может, — Росин понял, что попал в больную точку и решил давить ее до конца. — Может царь умереть. Знаю я, что против него вся эта мерзость придумана, для его уничтожения лазутчика подбирают…

— Нислав! — во всю глотку рявкнул Зализа. — Сюда!

— А?! — бывший патрульный милиционер, сбивая по дороге столы, ринулся на призыв командира.

— Верно ли говоришь, Константин Андреевич, — пересохшим, как присыпанная из печки зола, голосом переспросил Зализа. — Верно ли, что крамола тебе известна, супротив государя нашего Ивана Васильевича затеянная?

Росин понял, что перегнул палку, и хмель из его головы улетучился в считанные мгновения.

— Верно ли… — не дождавшись ответа, начал повторять вопрос опричник.

— Да вы чего, ребята? — первой спохватилась Юля. — Мало ли, что спьяну человек сболтнул? Да пошутил он!

— Да правда, не надо так сразу… Всерьез-то… — послышались с разных сторон другие голоса, и даже боярин Батов, приблизившись к государеву человеку, успокаивающе положил руку ему на плечо: — Полно тебе, Семен Прокофьевич…

— Да… — в нарастающем гомоне никто не понял, что короткую фразу из двух звуков произнес Росин, и ему пришлось повторить: — Да, ведомо мне о крамоле. Знаю!

В зале повисла тишина всеобщего ошеломления. Первым пришел в себя опричник, и закончил свой так и не отданный приказ:

— Нислав, отныне боярин Константин Андреевич под стражей. Доглядывай за ним, ибо головой отвечаешь. Сбирайтесь в дорогу, бояре. Ныне дело государево у нас, а оно спешки требует. Выступаем немедля.

До замка дерптский епископ домчал за два часа, бросил повод взмыленного, загнанного едва не насмерть коня новому привратнику, взятому начетником из молодых сервов, стремительно поднялся в малую залу, с яростью метнул в стену серебряный колокольчик, стоявший на столе рядом с высоким и тонкогорлым, чем-то похожим на лебедя, кувшином. Пока покатывающиися по полу сладкоголосый звонок издавал жалобно-удивленный перезвон, правитель сбежал вниз, в пыточную, перехватил с верстака широкий нож для снятия кожи, кроваво блеснувший в темно-красном свете жаровни, так же торопливо поднялся наверх.

— Вы меня звали господин епископ? — Служка стоял уже здесь, зябко кутаясь в коротковатую рясу.

— Да, — хозяин замка подступил к нему, сжимая в правом, крепко сжатом кулаке нож, указательным пальцем левой руки приподнял мальчишке подбородок.

Служка мгновенно посерел, став похожим на древние каменные стены, но правитель всего лишь покачал за подбородок его голову из стороны в сторону, вглядываясь в лицо.

— Родинки на теле есть?

— Д-да, господин епископ, — дрожаще кивнул служка.

— Раздевайся.

Мальчонка послушно скинул рясу, под которой оказался совершенно обнаженным.

— Г-господин н-начетник велел п-прачке отдать, — заблаговременно попытался он оправдать отсутствие исподнего, но дерптского епископа этот вопрос интересовал менее всего. Священник обошел мальчишку кругом, заметил на боку расположенные треугольником крупные родинки, измерил пальцами расстояние между ними.